Когда Сэм сошёлся с козой, ничего серьёзного в голове у него не было. "Ты, главное, близко к сердцу ничего не принимай, - говорил он своей рогатой подруге, мерно пожевывающей сено, - нам вместе хорошо было, конечно, но это ещё ничего не значит, может, и разойдёмся, я тебе ничего не обещал". Коза ничего не возражала, так как она вообще не умела говорить. Сэма такая сговорчивость устраивала. "Сегодня одна, завтра другая,- думалось Сэму, - что ж я, на всякой жениться должен?". По-чести говоря, отношения устраивали их обоих - Сэм получал то, что ему надо без прелюдий, утомительных любовных игр и ненужных ухаживаний, а коза получала своё сено. Сексуальные аппетиты Сэма были невелики и не доставляли козе особых хлопот.

    Так длилось достаточно долго, и Сэм подумывал уже о том, что коза постарела, вымя её утратило былую упругость, а шерсть - шелковистый отлив. Сэм всё чаще поглядывал на соcедских молодых козочек, которые безмятежно паслись неподалёку. "Продать её на хуй, да и вся недолга, взять молодую, стройную", - всё чаще думалось ему...

    Но однажды Сэм обратил внимание, что его подруга беременна. "Блядь, это Яшка, козёл соседский, мою обрюхатил", - мелькнуло в мозгу, и Сэм моментально озверел от ревности. "Убью пидора!!!", - он даже было направился к сараю, чтобы взять топор и расправиться с посягнувшим на его собственность негодяем, но вспомнил, что Яшка во-первых стар, и кроме жратвы его давно уже ничего не интересует, а во-вторых принадлежит крайне неприятному субъекту - соседу Пашке. Пашка два года назад вернулся с зоны, куда попал по пьяной лавке за поджог деревенского клуба. Что подвигнуло Пашка пустить красного петуха, неизвестно, - то ли его на танцах обломила одна из деревенских марцелл, то ли хорошенько получил пиздюлей от приезжих молодых дачников, наглых, раскатывающих на бэшках-хулиганках в обнимку с городскими блядями. Пашка и раньше не отличался уравновешенностью, а с зоны вернулся и вовсе без мозгов - пил напропалую, воровал в колхозе комбикорм и дрался с кем попало, причём в драке пускал в ход колы и прочие подручные средства От повторной отсидки его спасало только то, что его престарелая бабка гнала самогон и после очередного пашкиного бесчинства бежала к пострадавшим с трёхлитрровой банкой зелья, заключать мировую.

    Вспомнив всё это, Сэм поутих, и отложил топор. Налив себе в стакан мутного первача, Сэм сел под яблоню, чтобы ещё раз обдумать сложившуюся ситуацию. "Нихуя себе, она гулять будет с кем попало, а мне потом её выблядков кормить?", - горько размышлял он, отхлёбывая противную жидкость, - ну почему, почему всё так? Я ведь к ней по-человечески, а она... Не, точно Пашка говорит - все бабы - бляди. Нет в жизни счастья!"

    Самогон кончился. Сэм, подумав, встал и поплёлся всё к тому же Пашке, а вернее к его бабке, чтобы взять взаймы ещё немного умиротворяющего зелья. Придя к соседям, он обнаружил, что бабка куда-то уебала по хозяйственным надобностям, а Пашка сидит трезвый и на редкость мирный. Ободрённый тихим пашкиным настроением, Сэм подступил к бывалому урке со своими претензиями.

    Надо заметить, что рассказ Сэма о неверности его подруги нисколько не удивил Пашку. В зонах он и не такое видывал, подумаешь коза! Выслушав сбивчивые объяснения Сэма, Пашка метнулся в подпол и принёс бутылку из-под ацетона, доверху налитую всё тем же мутным продуктом и пару мятых солёных огурцов позапрошлогоднего засола. "Давай ебнём, фраерок, за тебя, и за твоё семейное счастье!", - предложил Пашка. Сэм так и опешил.

    - Какое тут на хуй счастье? - с обидой спросил он Пашку, который не дожидаясь Сэма опрокинул в пасть гранёный стакан самопляса и сидел теперь, звучно чавкая пупырчатым корнишоном, размером с небольшой кабачок.
    - А такое, мудила, - отвечал Пашка , поглощая солёности, ты хоть телевизор-то смотришь, передачи про науку? Или всё только НТВ зыришь, Шендеровича этого? Ведь ты теперь, в натуре, богатым человеком станешь!
    - Как это? - не понял Сэм.
    - И очень просто, - отвечал Пашка, - ты хоть и мудак, но пофартило тебе. Когда, слышь, коза твоя понесла?
    Сэм прикинул даты и ответил.
    - Ну вот, оленёк ты мой ненаглядный, - осклабился Пашка, - Яшку-то в то время бабка моя в соседнюю деревню отдавала, чтобы он баранье стадо водил, и не было его тогда у нас, так что не виноватый он. Других козлов в деревне нет, если, конечно, не считать тебя, так что ты и есть папашка этих уродов, природный папашка, других не наблюдается! Так что давай-ка по второй ёбнем, за потомство твоё будущее. Слышь, придурок, ты кого хочешь первым, дочку, или сына? - Пашка заржал в голос, не забыв, впрочем, накатить ещё один стакан.
    - Не, ты погоди, - не унимался Сэм, не обращая внимание на Пашкины колкости, а счастье-то моё в чём?
    - А в том, козлик, что мудак ты конченый, - радостно, хотя и несколько нелогично отвечал глумливый зечара, - таким мудаком как ты быть - это ж и есть главное в жизни счастье.
    - Да ты дело, дело говори, выгода моя в чём тут? Их же кормить-поить надо, тем более, что я их папашка, какая уж тут прибыль, на одном комбикорме разоришься.
    - Ну, во-первых, поначалу я тебе комбикорма подброшу по-соседски, я знаю где его дохуя. А во-вторых, это не ты их их, а они тебя кормит будут, параша ты семиведерная. И не просто кормить, а пиздато кормить. И порцайка будет тебе от них немеряная, не как у Хозяина, да и баблами перепадёт, понял, урюк?

    От таких перспектив голова Сэма, и без того разгорячённая потреблением самогонки, совсем поплыла.
    - Да ты чё, Паш, - как они меня кормить будут, они ж животные. От них вся польза, что козье молоко доить, да продавать, да и то в нашей деревне его хуй кто купит, а в город возить - бензин дороже встанет. Не понимаю я, хоть убей.
    - Слушай сюда, фраерок. Я те про научные передачи неспроста говорил. Я, ебёныть, небольшой по этой части секарь, но в науке сейчас большой хипеш идёт. То овцу склонируют, то гены какие-то откроют, короче с твоим случаем на этом деле большие башли можно поднять. Ты прикинь хуй к носу, ведь ежели эта коза от тебя залетела, то век воли не видать, но у неё от тебя и не козлы будут, и не люди, а эти, мутанты. Козлочеловеки, можно наверное так их назвать. А таких уродов даже на рынке можно показывать - отбоя от зевак не будет, понял, фуфел ты гороховый?
    - Погоди, погоди, - задумчиво проговорил Сэм, - это ж что получается, если они родятся, так они не людьми будут?
    - Ну ты даёшь, бля! Когда болонка с кобелём беспородным случается, так и то хуй те что выходит, а ты хочешь, чтобы от тебя с козой люди получились, или наеборот, козлы. Я не помню, нам училка рассказывала, что в древности были такие полулюди, полулошади, назывались по-чудному, кенты, что ли?
    - Кентавры, - поправил Сэм, - туловище от мерина, а верхняя половина - от человека.
    - Ну неважно, кентавры, так кентавры. Правда, в твоём случае будут не кентавры, а козлотавры, но это хуйня. Одно другого стоит. Прикинь, будут у тебя детки, на четырёх копытах, но с руками. Да за такое любой забашляет, чтобы посмотреть.
    - Ну почему обязательно козлотавры, - воспрянул Сэм, - ведь может быть и по-другому - ноги от козла, рога, а руки и лицо - человеческие. Такие тоже в истории бывали, сатиры назывались.
    - Да мне похуй, как они назывались. Хоть сатиры, хоть сортиры. Главное, на них денег подломить дохуя можно. Ты уж тогда не забывай, кто тебя на эту мысль натолкнул - на рынке их показывать. Может, и мне чего перепадёт. Честно сказать, заебался я в нашем Новоебуново проживать, нету тут нихуя никакой перспективы, пора на большой простор выходить.
    - Конечно, Пашенька, конечно, - закивал головой Сэм, но про себя подумал, - хуй тебе, рецидивист ебаный.

    Допив с Пашкой остатки самогона, Сэм, качаясь, отправился домой. В голове его зрел обширный план. "Сам ты мудак, Пашенька, - мелькало в его голове, - хуйня твои эти рынки сраные, мелочь. Только таким как ты это подходит, - копейки сшибать на ханку, да на блядей с овощного рынка. Тут дело и покруче выгореть может. Но в одном ты прав, родной, интерес в мире науки к такому говну огромный сейчас."

    Придя домой, Сэм достал карандаш, листок бумаги, и разделил его жирной чертой сверху донизу на две части. В верху левой он надписал - "Зоопарки", в верху правой - "Институты". Потом подумал, и ещё выше мелким почерком подписал - "Италия, Германия, США, Англия, Франция , Япония, Канада". Сэм не хотел теперь мелочиться. "Вот, родится от меня семеро козлят, вот я их по одному в страны большой семёрки и распихаю, кого для опытов медицинских, чтоб значит, прогресс науки двигать, а кого и детишкам на радость, в зоопарки. Да от каждого мне какой-никакой доход будет, аренда там, или ещё чего. А начну с Италии"

    Решив так, Сэм совсем уже было лёг спать, но потом встал с лежанки, взял краюху хлеба, посолил её круто и пошёл в хлев к козе. "Ну что, Нюша, может и нам с тобой на старости лет удастся в цивилизованной стране пожить, а не в этом сумасшедшем доме, - говорил он, ласково подсовывая козе под нос краюху хлеба, - Эх, родная, а ведь, если подумать, то я теперь как порядочный человек должен на тебе жениться. Ну спи, теперь тебе надо беречь себя".

    Сказав так, Сэм отправился в избу, ставшую ему теперь вмиг постылой и противной. "Вот блядь, - подумал он, вспоминая Пашку и всех остальных земляков, - и как они могут жить столько лет в таком говне? Одно слово, - уроды, а не люди!!!"